“Добродетельный человек и злой работают каждый за себя. Бог никому не сделает неправды” (Сура XLI, 46).
“До Него (Бога), конечно, не доходит ни мясо, ни кровь жертв, но благочестие ваше доходит до Него” (Сура XXII, 38).
“Те, кто веровал и делал добрые дела, будут введены в сады, где текут реки, обитель вечных наслаждений. Они найдут там чистых женщин и вечную тень. Бог велит вам отдавать всякому залог его и судить ближнего по правде” (Сура IV, 60, 61).
“Не все, получившие писание (иудеи и христиане), похожи друг на друга. Есть между ними такие, у которых сердце прямое. Они размышляют о заповедях Божиих ночью и повинуются Ему. Они веруют в Бога и в последний день. Они проповедуют добро и осуждают зло. Они ревностно преданы делам благочестия. Эти принадлежат к праведным. Добро, что они делают, не отнимется у них. Знает Бог боящихся Его” ( Сура III, 109 – 111).
“Скажи: возвестить ли мне вещи более приятные, приготовленные для благочестивых, сады, орошенные реками, вечную жизнь, чистых супруг (гурий) и благосклонность Господа, Его же око отверсто на служителей Его. Таков удел тех, которые говорят: “Господи, мы поверили, прости нам грехи наши и избавь нас от мучений огня”; – тех, которые были терпеливы, благотворительны и которые с утра умоляли милосердие Божие” (там же 13 – 15).
“Мудры те, которые послушны заповедям Господним, не нарушают союза с Ним и соединяют то, что Ему угодно было соединить. Тот, кого надежда увидеть Бога делает постоянным в бедствиях, кто совершает молитву, кто дает тайно или открыто часть имения, которым Мы наделили его, и заглаживает грехи свои добрыми делами, для того награда рая...”
“Кто нарушает завет Божий, разделяет то, что Он соединил, и распространяет разврат по земле, будет, обремененный проклятием, низвергнут в ад” (Сура XIII, 19 – 22, 25).
“Верующие, творившие добро, будут обитать в кущах райских садов” (Сура XLII, 21).
Учение Корана о будущей жизни подвергалось обыкновенно двоякому упреку: за утилитаризм, поскольку оно поощряет веру и праведность яркими картинами будущих наград, и за сенсуализм, поскольку оно представляет сами эти награды в виде чувственных наслаждений. Оба эти упрека несправедливы. Во всех религиях лучшие люди нравственны из любви к добру и из отвращения к злу, а люди низшего разряда держатся нравственных правил по внешним соображениям. Идеал мусульманина – человек, который, подобно Мухаммеду, может сказать про себя: я отдал сердце мое Богу, и который находит в общении с Богом единственное истинное наслаждение, и в Коране заявляется, что праведные добродетельны бескорыстны ради одного Бога (см. выше).
Что касается до вошедшего в поговорку сенсуализма Мухаммедова рая, то он заключается более в способе изображения будущей жизни, нежели в понятии о ней. Принцип этой жизни есть все-таки и для Мухаммеда непосредственное общение с Богом (см. подчеркнутые места в вышеприведенных текстах). Но, веруя вместе с ортодоксальным иудейством и христианством не в отвлеченное бессмертие души, а в воскресение целого человека, ислам, естественно, должен был и будущую по воскресении жизнь представлять как полноту бытия не только духовного, но и телесного. А то или другое представление конкретной обстановки этого бытия, конечно, не имеет принципиального и догматического значения. Если для верующего иудея или для христианина из иудеев, тоскующего по разрушенном Иерусалиме, царство Божие представляется как идеальный город, как Иерусалим, сходящий с небес, то для окруженного пустыней араба столь же естественно место вечного блаженства рисуется как сад, напоенный реками. Не следует, впрочем, забывать и библейское представление о земном рае как о саде, омываемом четырьмя реками. О грубо чувственных наслаждениях будущей жизни в Коране ничего определенного не говорится: ни из чего не видно, чтобы “чистые супруги” с большими глазами были предназначены для физиологических отношений.
Для Мухаммеда, так же как и для христианских мистиков, занимавшихся этим предметом, например, для Сведенборга, – вечная жизнь есть действительное общение с Богом, непрерывно осуществляемое во внутренних состояниях и в конкретных ощутительных образах. Прежде чем осуждать эту идею, подождем, чтобы нам дали по этому предмету другую, лучшую. Таково было в главных чертах учение Мухаммеда о Боге и Его свойствах, о Его откровениях, о заповедях Божиих, о судьбе злых и добрых, о воскресении и будущей жизни. Это учение было весьма неполно, но в нем не было ничего ложного, а сравнительно с национальной религией арабов оно представляло огромный успех религиозного сознания. Выступая с этой проповедью в своем родном городе, Мухаммед исполнял две обязанности: обязанность послушания относительно Бога, сказавшего ему: “проповедуй!” – и обязанность милосердия к ближним, стараясь словом откровения вывести их из тьмы заблуждений и злых дел.
Семья Мухаммеда со включением усыновленных им Алия и Зейда, безусловно, поверила его призванию. По началам родового быта Аравии между отдельной семьей и целым племенем или родом (в широком смысле этого слова) корейшитов были промежуточные родовые звенья, из коих первым для Мухаммеда был дом Хашимов, то есть все потомки прадеда Мухаммедова Хашима. Итак, Мухаммеду, желавшему правильно действовать в народе своем, предстояло обратиться прежде всего к этим родным своим, ко всем сынам Хашимовым. Он пригласил их на собрание и объявил о своем посланничестве. Все пришли в удивление и негодование, ибо ожидали сообщения о каком-нибудь серьезном коммерческом или разбойничьем деле. Один из дядьев Мухаммеда, Абу-Лахаб, выразил общее мнение, закричавши: “Чтоб тебе удавиться! Так за этим-то ты созывал нас?” Все разошлись со смехом и ругательствами. Сын этого самого Абу-Лахаба был уже помолвлен с дочерью Мухаммеда, Рокайей, но теперь старик, серьезно сочтя своего племянника и предположенного свата сумасшедшим, взял назад свое согласие. Но Рокайя, отличавшаяся красотой, скоро нашла себе другого жениха – Османа Ибн-Аффана из знатного семейства Омайядов. Осман, породнившись с Мухаммедом, стал вместе с тем ревностным последователем ислама и был потом третьим преемником пророка. Еще прежде приобрел Мухаммед для себя и ислама своего будущего первого преемника Эль-Атика, по прозванию Абу-Бекр, который во все время его общественной деятельности был его главной опорой. Абу-Бекр, которого отношение к Мухаммеду можно сравнить соотношением Меланхонта к Лютеру, был человек кроткий, мягкий, невозмутимо спокойный, сговорчивый в вопросах чисто практических и непоколебимо твердый в главном деле.